КАТЯ. Из воспоминаний о сестре (Елена Яровая)

Вот опять заморочит метелью,
Новогодней пустой игрой,
Золотой своей канителью
И стеклянной своей мишурой.

И томится душа в предвестье...

В декабре у меня всегда томится душа – в предвестье Катиной годовщины, когда вновь и вновь память возвращает в тот декабрь 1992 года, когда ее не стало.

КАТЯ.
Из воспоминаний о сестре

Я бреду по огромному заснеженному парку больницы Новосибирского академгородка. Слезы беспрестанно струятся по холодным щекам, и невероятная величественная красота припорошенных снегом сосен никак не согласуется в моем сознании со словом «смерть». Там, в корпусе, в одной из палат, умирает моя сестра. Она неумолимо ускользает из моих рук, и моя недавняя решимость удержать, не отпустить ее от себя сменилась сознанием полной беспомощности и слабости людей перед лицом смерти. Перед лицом судьбы.

Я иду по тропинке к автобусной остановке. Я должна добраться до гостиницы, должна что-то съесть и обязана поспать – мне необходимо отдохнуть и набраться сил, чтобы завтра утром приехать в больницу и сменить Олю после бессонной ночи. Я должна поспать, потому что не спала сутки, а я нужна моей сестре отдохнувшая. Пока еще нужна.

Жили две сестренки,
Жили не тужили.
Скверные девчонки,
Долго не дружили.

Если что не так,
Сразу лезут в драку,
Даже за пустяк
Спорят, забияки.

Одну звали Лена,
А другую Катя,
Ветер над коленом
Раздувает платья.

Ленточки в косичках
И носы в веснушках…
Жили две сестрички,
Сестры-хохотушки.

Эти незамысловатые стишки нашего папы, всплывшие из детства, надрывают и без того измученную душу. Смешная веснушчатая девочка с большими зелеными глазами, моя сестра Катя – неизменная придумщица всех наших игр, хитрых затей и тайных заговоров. Хотя я была старше на 1 год и 3 месяца, она всегда была лидером в наших отношениях, но я, несмотря на это, всегда ее любила немного по-матерински, чувствуя свою ответственность за сестру, так как она казалась мне хрупкой и уязвимой.

Наше детство прошло в небольшом уральском городке под Свердловском с уютным названием Верхняя Пышма. Мы жили с бабушкой, так как отец работал в Свердловске (в то время преподавал огромное количество дисциплин в школе рабочей молодежи), а мама училась в Москве на Высших режиссерских курсах в ГИТИСе. (Они оба окончили филологический факультет Уральского государственного университета.) Папа приезжал к нам раз в неделю, и мы ходили гулять втроем в старый городской парк. Эти прогулки, папины рассказы обо всем на свете, оригинальные и остроумные, мы обожали. К его приезду всегда накапливалось множество вопросов. Он отвечал на все. Отец казался нам самым умным человеком на свете, самым остроумным и интересным. Однажды он устроил нам потрясающий сюрприз – он привез нам из Москвы маму. Был обычный скучноватый вечер, и вдруг – какое счастье – в дверях стоят сияющий папа и улыбающаяся мама, по которой мы так соскучились. Красивая, благоухающая Москвой, немножко новая, другая, но все же наша мамочка обнимала нас. А потом мы подглядывали, как они целовались на кухне. Папа заметил нас и сказал: «Ну что смотрите? Я тоже соскучился»…

…Мы идем с бабушкой по нашему городку в магазин, где нам купят по мороженому. На нас одинаковые соломенные шляпки в виде капора с завязывающимися под подбородком шелковыми лентами. Это мамин подарок. Таких нет больше ни у кого. Встречаем знакомых: «Леночка так похожа и на маму, и на папу. А на кого же похожа Катя? Две родные сестры – и такие разные». «А Катя похожа на нашу кошку», - шутит бабушка. Катя злится, и ее зеленые глаза делаются еще зеленее, а веснушки ярче. Все смеются. «Ничего смешного», - говорит Катя и, надув губки, покидает компанию и продолжает путь в гордом одиночестве. Бабушка окликает ее, но Катя и не думает обернуться. Ее независимая фигурка выражает достоинство. Она обиделась…

…Завтра 15 апреля – день рождения моей сестры. Радостное ожидание, предвкушение праздника, а самое главное – подарков. Мы лежим в постелях и шепотом переговариваемся. Уснуть невозможно. Да и нельзя спать – мы договорились на этот раз не упустить тот момент, когда рядом с Катиной кроватью будут устанавливать стул с подарками. Но взрослые перехитрили. Мы опять не выдержали и уснули. Но зато утром – боже мой, какое утро! – у моей постели тоже стул с подарком, чтобы было не обидно, но скромным. Основные сюрпризы – на Катином стуле. С восторгом рассматриваем новую куклу с закрывающимися глазами и кукольную мебель. Тут же устраиваем кукольную жизнь на коврике, где два щенка замерли в забавных позах. Надпись на коврике гласит: «Два щенка щека к щеке грызли щетку в уголке». А впереди еще столько всего интересного! Придут гости – дети нашего двора, будет стол и чай с тортом, и концерт, который будет вести виновница торжества, и всевозможные игры, а потом все высыпят на улицу, во двор, потому что выдался удивительно теплый весенний день. Наш желтый двухэтажный дом с двумя подъездами и большой скамейкой в углублении между ними казался нам таким большим, прочным и надежным – это был дом нашего детства. (Через много лет, когда Катя писала рассказ «Дом», она, конечно же, представляла наш дом в Верхней Пышме.)

Очнувшись от воспоминаний, я возвращаюсь к реальности. А реальность так страшна, что лучше к ней не возвращаться. Я отчетливо понимаю, что, несмотря на страшную усталость, уснуть не смогу. Но я должна. Иначе я не выдержу. Залезаю в горячую ванну, чтобы расслабить и успокоить до предела натянувшиеся нервы. Бедные мама и папа. Бедная бабушка. Бедная Катечка. Бедные все. Сегодня звонить никому не буду. Нет сил. Нет сил объяснять им, что больше нет никакой надежды. Сейчас успокоюсь, выпью Катиного снотворного и лягу…

…На грибок настольной лампы наброшена белая ажурной вязки салфетка, и ее узор увеличен на стене в квадрате света. Бабушка читает нам вслух что-то очень интересное. Мы лежим в своих кроватках и слушаем. Благодаря традиционному чтению на ночь мы всегда охотно шли спать, потому что нет ничего интереснее интересных книжек. «Я когда вырасту, буду детской писательницей», - доносится Катин голос. «Посмотрим, - говорит бабушка. - Хотя я уже этого не узнаю, не доживу». «Нет, бабушка, - мы хором, - ты никогда не умрешь. За это время изобретут бессмертие».

Бабушка умерла, когда мне было 12 лет, а Кате 11. Мы переехали в Свердловск и стали жить с мамой и с папой, как и положено в нормальных семьях. Только нормальной нашу семью назвать уже было нельзя – родители находились в состоянии развода, и мама тщетно пыталась раздуть огонь в угасающем домашнем очаге.

Отец мой, ты меня недолюбил
Недоиграл со мной, недоласкал.
И на плечах меня недоносил,
Как будто детство у меня украл.

Ты уходил куда-то далеко…
А я на кухне грела молоко.
Ты уходил куда-то на века
И сдул меня, как пенку с молока.

После развода каждый из родителей снова стал жить своей жизнью. Отец больше не жил с нами – он был увлечен новой работой в секторе социологии Уральского филиала Академии наук и другой женщиной. Мама опять уехала в Москву, в Министерство культуры за направлением на работу в театре, и получила предложение занять место главного режиссера Театра кукол в Махачкале

А мы опять стали жить с бабушкой, которую привыкли называть бабусей, чтобы не путать с той бабушкой (прабабушкой), с которой неразрывны наши воспоминания о детстве. Бабуся обожала нас, а мы ее, ведь она была нашим домом, нашей семьей, нашим всем...