Очарование внутренней свободы
(Екатерина Яровая)
Человек – это и душа, и воля одновременно. Катя – одно из тех звездных созданий, что дарят нам дыхание жизни для того, чтобы помнили, откуда мы родом.
1983-й. Страна вот уже год как без Брежнева. Чтобы сегодня кому-то хоть как-то объяснить, какое это было время в СССР – с 1964-го до 1982-го, – не хватит, пожалуй, ни времени, ни сил. Мы, родом из этого времени, его, можно сказать, итог, встретились в Литературном институте. В 83-м возник наш курс.
– Ты хоть понимаешь, что происходит? Какая бездна впереди? – горячится Катя Яровая в кафе «Лира», куда мы зашли после ошанинского семинара.
И хотя нашему знакомству немного времени, мы стали душевно близки, так, как будто друг друга знаем давным-давно.
– Катя, да ведь это Россия, – успокаиваю её. – Здесь испокон века бездна на бездне. Ты же лирик, а русская лирика всегда у бездны на краю.
– Нет, как тебе это нравится – все снова трясутся от страха, – не успокаивается она (а на дворе андроповское «закручивание гаек»).
– Но ты же сама написала про «родину-мать»: «сурова наша мать», ты же понимаешь, что у народа руки связаны. Что он может?
– Нет, всё-таки до тебя не доходит – если все стряхнут сон послушания, то всё изменится.
Я смотрю на неё – взволнованную, прекрасную в своём праведном гневе, очаровательную в этом порыве негодования, и убеждаюсь, что Катя права. Но что делать с этой правдой?
– Поэзия, – говорю ей, – выше правды.
– Да, да, – после короткой паузы соглашается она. Но соглашается как-то неуверенно. Словно не смиряясь, что и земная правда, да и её праведный гнев всё-таки поэзии не выше.
В ней удивительно сочетались душевная хрупкость, очарование внутренней свободы с твёрдой, порой металлической решимостью социального гнева, неприятием «замороженности», разлитой по всему обществу.
Когда на семинаре звучала её гитара и её голос, менялась сама атмосфера «боевых» поэтических схваток. Непримиримых «творцов» объединяла её музыка и сразу возникавшее при звуках первых аккордов ощущение несомненности правоты и этого голоса, и этих слов, и самого исполнителя. В конце концов, и этого, неповторимого в своей хрупкости и нежности тембра.
Ей необходимо было много успевать. Воспитание дочери, концерты, поездки по городам плюс институтские лекции. На всё это едва хватало времени, поэтому рядом с ней всякий ощущал себя в состоянии цейтнота. Да и место её в аудитории нашего курса часто оставалось пустым.
В середине 80-х в институт пришёл новый ректор – Владимир Егоров. И инициировал выездные дни Литинститута. Первым городом стал Смоленск. И весной мы небольшой группой (в том числе и Катя) поехали выступать. Знать бы, какой вечер, какая ночь ожидали нас в день отъезда! И если бы Катя сама предупредила! Была бы сейчас у нас на руках та бесценная запись… Но увы!
Расположившись в купе и согревшись чаем, Катя расчехлила гитару. Тронула струны, подтянула колки, попробовала несколько аккордов. И без всякого объявления дала концерт! И какой! Два часа безудержной энергии, абсолютной свободы, два часа песенного фейерверка. В ту ночь она была, как никогда, вдохновенна. Такой я её не видел ни до, ни после этого купе.
Жить в рабстве так же сладко, как спать ребёнку в мокрых пелёнках.
Хоть мокро и темно, но тепло и по-своему уютно.
По-своему приятно для Родины быть вечным ребёнком
И ждать то похвалы, то любви, то наказанья поминутно.
Сурова наша мать и не часто нас балует любовью —
То грозно смотрит вдаль, шевеля знаменитыми усами,
То лысиной сверкнёт, а то поведёт мохнатой бровью —
Она так многолика, что мы её лица не знаем сами…
Она перебрала весь свой «политический» репертуар, где досталось всем – и «послушному» народу, и бесконечно далёкой от народа власти со своими «специфическими» вождями, и бессовестным пропагандистам давно протухшей идеологии. Она исполнила всю лучшую свою лирику от «Не музыкант и не певец// Поэт бродячий» до «Не упускай меня сквозь пальцы как песок». Это был полный триумф её поэзии, её песни. И в общем-то стало центральным событием для участников тех Дней Литературного института в Смоленской области. Хотя мероприятий, несопоставимых по масштабу и количеству зрителей, в те дни прошло немало.
Если песня от губ отлетает,
Как душа отлетает от тела,
Песня тает, но не исчезает,
Даже если душа отлетела.
Катины песни никуда не исчезли, они с нами, они в нас.
|