Элла ГОРЛОВА

Впервые я услышала имя Кати Яровой в ноябре 1990 года. Мне позвонил из Калифорнии мой знакомый Лев Файнштейн, с которым мы когда-то вместе работали в одной бостонской инженерной фирме. После вежливых расспросов о жизни, семье и работе (звонок был спустя почти десять лет с тех пор, как мы с ним виделись в последний раз) он сказал, что у него ко мне просьба. Поскольку я человек общительный, многих в Бостоне знаю, он просит меня организовать там выступление московского барда Кати Яровой и помочь с рекламой. Лева очень тепло отозвался о Кате, сказал, что она находится в США уже больше года и с успехом выступала как перед американскими, так и перед русскими аудиториями, и мы не пожалеем, пригласив ее. Я почему-то сразу поверила его словам и согласилась. Сказала, пусть он даст Кате мой адрес и телефон, чтобы мы с ней могли обо всем напрямую договориться.

Вскоре от Кати пришло письмо и рекламная кассета со студийной (очень хорошего качества) записью ее нескольких песен. Мне так понравились ее песни – их оригинальность, свежесть, неизбитость сюжетов, что я тут же позвонила Кате по указанному телефону в Нью-Йорк (где она в то время жила в семье каких-то знакомых) и от души выразила ей свое восхищение. Я пообещала ей, что постараюсь как можно скорее организовать ее выступление в Бостоне. Она мне сказала, что сама тоже пытается связаться с разными посредниками для устройства концертов. В ответ я заверила ее, что в любом случае буду очень рада видеть ее в Бостоне, приглашаю ее остановиться у нас, так как мы живем в центре Бруклайна, поблизости от городского транспорта и разных популярных мест, и что ей будет во всех отношениях очень удобно у нас. Катя поблагодарила и сказала, что обязательно сообщит о своих планах, но я могу всегда позвонить в Нью-Йорк ее знакомым, ей все передадут, где бы она ни была.

Прошло две-три недели, и я уже предварительно договорилась о том, чтобы Катины выступления состоялись в нескольких частных домах, где можно собрать большую аудиторию. Кстати, такие мероприятия стали уже традицией нашей русскоговорящей общины. Обычно это организуется на общественных началах, и весь сбор идет в пользу выступающего. Но тут Катя позвонила мне и сообщила, что она уже сама договорилась с каким-то нью-йоркским импресарио об устройстве концерта в Бостоне и они должны приехать в конце недели (в пятницу). Они приедут из Нью-Йорка на автобусе втроем (она, сопровождающая ее женщина-импресарио по имени, кажется, Лариса и Катин приятель, артист-мим из Москвы, который тоже будет участвовать в их выступлении). Я была немного разочарована, узнав, что ее привозит какой-то нью-йоркский "импресарио от сохи", как я называю эту расплодившуюся в последнее время группу самодеятельных эмигрантских бизнесменов от культуры, и смущена тем, что их трое, но Катя успокоила меня, сказав, что они планируют остановиться у бостонского партнера Ларисы – Жени Павловской, живущей неподалеку от меня, тоже в Бруклайне. Я сказала Кате, что обязательно встречу их всех на автобусной станции и привезу в Бруклайн к Жене, но саму Катю все равно приглашаю к себе – в этом случае все разместятся с большим комфортом.

Они приехали в пятницу поздно вечером, около 11, так как ее импресарио занималась гастролями по совместительству, а основная ее работа была в какой-то конторе, и она смогла выехать только после окончания рабочей недели. Катя сразу мне необыкновенно понравилась – тоненькая, стройная молодая женщина с серо-зелеными удлиненными глазами, окаймленными ресницами-стрелками, с рыжевато-русыми волнистыми волосами до плеч. Она была в кожаных брюках, высоких сапогах и коротенькой курточке – модный современный облик, который ей очень шел. При ней была только небольшая дорожная сумка – она вообще, видно, привыкла к кочевой жизни и обходилась малым.

Сначала мы заехали к Павловской, посидели там немного, а потом мы с Катей отправились к нам домой. Лариса очень неохотно отпустила ее со мной. Она заранее была настроена подозрительно и недоброжелательно ко мне, очевидно, видя во мне конкурента. Она считала Катю своей полной собственностью на время поездки в Бостон, поскольку организовала эту поездку, оплатила дорогу и аренду зала и была озабочена тем, чтобы эти расходы обязательно окупились с прибылью, которой не желала ни с кем делиться. По этой же причине, вероятно, она не попросила меня заранее ни о какой помощи с рекламой предстоящего концерта в помещении Хибру-колледжа в Бруклайне. Забегая вперед, должна сказать с сожалением, что организовала она все очень непрофессионально, пожалела денег на рекламу и не дала объявление в "Новом Русском Слове", не договорилась о расклейке объявлений в местах, часто посещаемых русскими эмигрантами. Поэтому на Катино выступление в помещении Хибру-колледжа пришли только 20-25 человек – до обидного мало! Кроме того, Катины песни, несомненно, заслуживали сольного выступления, однако Лариса, не доверяя Катиному таланту, прихватила еще и мима. Мальчик был очень талантливый и артистичный, но им двоим было тесно в концерте.

Лариса не постеснялась даже претендовать на половину выручки от тех Катиных концертов, о которых мы договорились без ее участия и ведома, еще до их приезда. Нам так хотелось, чтобы Катя могла побольше заработать, так как у нее в США не было никаких других источников дохода, но получалось, что от наших стараний основную выгоду получал кто-то другой!

После концерта пресловутая Лариса уехала в Нью- Йорк, а Катя осталась с нами, и эти четыре дня ее пребывания у нас стали настоящим праздником. Общаться с ней и слушать ее рассказы было удовольствием. Ее обаяние и легкость в общении, остроумие и живость ее историй нас покорили. Она рассказывала нам, как она в свое время работала театральным костюмером (отсюда "театральные" темы некоторых ее песен), гримером – и удовольствием было видеть, как она накладывала косметику на лицо, одновременно обучая меня полезным приемам макияжа. Мы слушали все ее рассказы, а по вечерам я садилась записывать то, что удалось запомнить.